С позиции, что сложностей лучше избегать, а потрудиться всегда успеется («пока не «клюнет», неохота отказываться от развлечений и удовольствий»), человек ленится вовремя решать назревшие вопросы, исправлять ошибки. Считая, что справедливо то, что запланировано, даже если планами деятельность и ограничивается («если я этого не хотел, не ожидал, то и не заслужил, это обидно»), болезненно, с обидой реагирует на сложные ситуации.
Думает, что чем больнее вопрос, тем большего чувственного погружения он требует («если не беспокоиться, ситуация выйдет из-под контроля еще больше»), и переживает, зацикливается на неприятном.
Такое состояние мешает восстановить силы, проанализировать ситуацию и найти выход; это прямой путь к болезням. Нервозность передается окружающим, провоцируя конфликты, сбои и новые сложности.
А) Женщина была уверена, что гость – сам по себе подарок, он ни о чем заботиться не должен («все предусмотреть и организовать должны гостеприимные хозяева, а я в гостях отдыхаю, мне неохота»). Собираясь в отпуск к родственникам, поленилась обсудить с ними планы. Думая, что у гостеприимных хозяев не может быть ни своих проблем, ни усталости, ни плохого настроения («если гость предоставлен самому себе, то это неуважение к нему, обидно»), обиделась, что плохо приняли в гостях. Считая, что чем сильнее обида, тем дольше она не отпускает («буду прокручивать ситуации и вопрошать, почему они так со мной, пока легче не станет»), всю обратную дорогу в поезде переживала вновь и вновь неприятные моменты. Довела себя до того, что ее с гипертоническим кризом сняли с поезда на промежуточной станции.
Б) Из-за мнения, что твердость в воспитании детей только осложняет отношения («легче самим сделать, чем исправлять ошибки за ребенком, и тем более добиться того, чтобы он исправлял их сам»), родителям было лень приучать сына к самостоятельности и ответственности за свое поведение. Убежденным, что родительская опека по справедливости должна гарантировать безопасность и успешность («если нашего трепетного отношения к ребенку не разделяют окружающие, то это обидно»), им было обидно видеть по мере взросления сына, как он не приспособлен к жизни, к общению. Думая, что чем ближе к сердцу они принимают каждую его набитую «шишку», тем сильнее его поддерживают («нам ничего другого не остается, кроме переживаний»), они зацикливались на его делах, жили в тревоге и беспокойстве за него. Этим только мешали сыну: раздражали, лишали уверенности. Преждевременно подорвали себе здоровье и вместо поддержки стали обузой.